241. ЛИХОЛЕТЬЕ ПРОКАТИЛОСЬ ПО ЗАМОШЬЮ. Королёва Мария

 Родилась в деревне Замошье Лепельского (теперь Чашникского) района. Живёт в Замошье.

  Про родословную. Родной мамин брат Босый Петр Иванович участвовал в гражданской войне на стороне красных, во времена Деникина, Колчака. Попал в плен с двумя другими однополчанами. Говорит:

 - Будем убегать.

 Остальные не соглашаются:

 - Не будем.

 Мой дядя побежал один. Прибежал по пшеничному полю в конец деревни. Залёг до ночи в пшенице. Потом своих искать стал. Говорил, что там, на Украине, вымершие деревни. Большие. Там голод был: идешь, нигде никого нет. Вышел к своим. Потом на Финляндской войне был и в эту воевал.

 Дядя родом, может, отсюда. Даже не знаю. У него дед Мартин могучий был. Сильный. А тогда пошёл служить к корчмарю за водку. Дрова пилил. Прикажет трактирщик пилить, дед спиной к столбовой дороге станет. Как кто едет, дед услышит и повернётся, а трактирщик трах ему рукавицей: работай, мол, не отвлекайся.

 У Петра детей не было, хотя сначала один раз женился, потом еще раз. У него был на семь лет старше женатый брат Босый Трофим Иванович, 1900 года рождения. А их сестра Маланья родилась в 1897-м.

 Дядя Трофим был председателем колхоза в Острове перед самой войной. Его, может, в 42-м забрали немцы, отвезли в Лепель. Расстреляли в той яме, что в Черноручье. Жену его звали Волька. У них было двое сыновей. Один не знаю где. Второго, как Стайчевку двое фрицов выбивали, убили.

 На Финляндской войне воевали мои дяди Николай и Макар Босые. Вернулись живыми. В 1939 году была зима очень холодная. Дров не было. Мама и жена одного из дядей поехали в лес, срезали березу прямо около дороги. Лесник прибежал к нам домой и причитает, что его посадят за это в тюрьму. Баба ответила, что ее сыновья головы кладут на холодной войне, а он, если и посидит в тюрьме, не много потеряет. Лесника звали Николаем Евдокимовичем Горбачевым, но чаще называли Кислым Яблоком. Он жил в Аношках.

 Отца в 1937 году забрали и в Орше убили. Мы писали после войны. Ответили, что расстреляли в Орше. Потом реабилитировали. Его звали Малиновским Федором Никифоровичем. На хуторе жил. Забрали за связь со шпионами. А он, говорили, был неграмотным. Но нашлись люди, которые утверждали, что папа в Польшу ходил.

 Про пана. Здесь был пан Дравзель. Дворец его был, где хата Добринских. Мама говорила, у него и золото было. Чувствовал, что придут большевики. Золото и служанку отвез в Борисов, а сам возвратился. Пришли большевики. Пан вышел и сказал, что он обычный крестьянин. Ему ответили:

 - Какой ты крестьянин, если батрака держишь.

 Но поначалу Дравзеля не арестовали. Он сказал моему деду, своему батраку:

 - Придут и выбросят тебя отсюда. Какой ты работник, если у тебя три коровы.

 Пришли к деду большевики. Обвинили, что ему пан ружье оставил. А дед ответил, что это неправда. На самом деле пан оставил ему ружье, а он его спрятал под печью. Разбили перегородки в доме и ушли, ничего не найдя. А потом пришли поляки и дом деду сделали лучше, чем был - отстроили по-новому. А когда всё было готово, и пан в новостройку въехал. Мама говорила, что он и ёлку в занятой комнате поставил. Она с детьми хороводила  вокруг ёлки. Песни новогодние пели, за что каждому давали по несколько конфет, печенье.

 Под конец у Дравзеля мало оставалось работников. Мама говорила, что при пане жили люди неплохо.

 Про сожжённое Замошье. Перед самой войной в Замошье школу построили. Сельсовет был. Привезли хаты с хуторов Куновского и Щановича.

 Хорошо помню, как пришли немцы, сидели на окнах. Окна пораскрывали. Нам интересно было посмотреть, какие они, немцы. Не знаю, когда они сожгли всё: и Замошье, и Посёлок наш (так называется часть Замошья со стороны Стайчевки).

  Это было, может, с 42-го на 43-й год. Дядя Пётр, когда уже горели хаты, вернулся в свою. Его там и схватили, Приказали вести в лес, где мы сидели. Он и повёл. А мы прятались на болоте во временных землянках. Пришли полицаи, перетрясли наши подземные жилища и, ничего не найдя, отпустили Петра. Потом говорили, что жгли Замошье не немцы, а народники.

 К 1944 году на Куновском хуторе мы сделали уже капитальную землянку и одну зиму в ней жили. Однажды немцы в белых халатах шли по лесу. Прошли метрах в 150 от нашей землянки и не заметили её. Хорошо, что печь в то время не топилась, иначе бы дым выдал нас. А так оккупанты спокойно прошли на Стайчевку.

 На болотных островах были землянки. У партизанского командира Бати собственная землянка была. Далеко в болоте находилась. Чтобы туда попасть, нужно было сначала идти на Стайчевку, а потом через Юровку. Лесные землянки находились на островной возвышенности. Одна большая служила коллективным партизанским жилищем.

 Жители же сожжённого Замошья и Посёлка выкопали землянки в стороне, за Щановичевым хутором. Это только мы вырыли себе жилище в двух километрах от Посёлка.

  Про убитых партизан. Партизаны стояли у нас зиму, наверное, с 42-го на 43-й год. Они знали, что будут передвигаться немцы из Борисова, потому через Стайчевку на Терешки пошли. А партизана Цепцуру убили в Городке. Какое-то задание у него было. Пушки били, и его тогда принесли. Он в нашей хате лежал. Сменялся караул. Похоронили на кладбище. А другого партизана потом убили. Он, наверное, из-за линии фронта был. Погиб на Борисовском большаке под Первым мостиком. Это позже было, после Цепцуры. Уже немцы здесь стояли. Наверное, был тогда 44-й год. На нём одета тужурка была, сапоги хорошие обуты. Всё сняли. Имя его никто не знал. Он полез через мостик. А там были сигнальные банки подвешены. Забренчали. И немцы как рубанули по нему и порубили всего. Баба Аня принесла скатерть - его немцы разрешили похоронить.

 Про пленных. По Борисовскому большаку гнали пленных в 1941-м, может, в июле месяце. Мы с мамой были на разливе. Слышим, кричат ​​и стреляют. Пришли домой, а маме говорят, что, может, твоего Федьку гонят. Направились на большак. Пленных уже перегнали. Не было их. Идём назад, аж из ямки кричит и машет мужик. Мы подошли. Это был военнопленный. Попросился к нам домой. Мама ответила, что дети малые подвергнутся опасности. Но согласилась покормить. Он под вечер пришел. Попросился переночевать. Утром мама дала тряпку перевязать рану, несколько сухарей, и он последовал в лес. Позже приходил с партизанами и им рассказывал, как был в нашей хате, как потом был ранен. В 1941-м партизан не было, и наш военнопленный соединился с подобными себе беглецами. Он ведь не один улизнул с Борисовского большака. Много убежало. Некоторых одинокие женщины приютили, но таких позже партизаны силой в лес увели.

 Про приход красных. Сначала несколько танков примчались со стороны Лепеля. Основная же масса явилась со стороны Волосович через реку, через Замошье и дальше направилась на Борисов. Целый день войска шли по Замошью. Ехали танки, и люди сидели на них. А немцы под горой прятались, потом в нижнем белье часть их побежала в сторону Стайчевки, иные - большаком. Видимо, форму сбросили для маскировки, а гражданской одежды не нашли.

 Много мужчин наших погибло в войну. После войны только несколько осталось. С войны пришел Иван Кульга. Про других не знаю.

Записано в 2014 году.